Под лозунгами объединения отечества и освобождения соплеменников людей готовили к массовому героизму и самопожертвованию. Находившаяся в перманентном состоянии готовности к войне КНДР была предельно милитаризована: повсюду размещались гарнизоны, воинские склады и парки с техникой, то и дело на улицах встречались армейские колоны, а среди дорожного движения попадались танки и тягачи с пушками. В Северной Корее отсутствовала как таковая даже гражданская авиация - все имевшиеся самолёты, пассажирские и сельскохозяйственные, принадлежали ВВС, а персонал единственной авиакомпании "Чосонминьхан" числился военными лётчиками. Концентрация войск достигала предела на юге, у границы, где солдат было едва ли не больше, чем гражданского населения. Не ограничиваясь развернутыми у границы обращенными на юг гигантскими пропагандистскими плакатами и призывами переходить на сторону социализма, от слов время от времени переходили к делу: ежегодно на юг засылались диверсанты, а при самой известной из таких вылазок в 1968 году тем удалось достичь резиденции президента в Сеуле. В побоище под её стенами погибли 34 южнокорейских военных, полицейских и случайных прохожих, но там же полёг и почти весь отряд из тридцати лазутчиков. Такие попытки предпринимались около 20 раз, а настоящий переполох наделали три случайно обнаруженных подземных туннеля через границу, подготовленных ко вторжению на юг (говорили, что их существует ещё с десяток).
Готовясь к скорой войне, все вопросы военного строительства окружали строгой секретностью: нашим специалистам не был известен даже номер и название части, в которую они прибыли, появляться на аэродроме можно было не всюду, и только в сопровождении местных военных. Борьба с «неразглашением» была поставлена на должный уровень - на местную госбезопасность работал так или иначе едва ли не всякий. О другой особенности страны предупреждали ещё на инструктаже дома: не стоило высказываться о положении в КНДР и, упаси Бог, о её руководстве, хотя бы на такие разговоры и вызывали собеседники. Вокруг царила бдительная система надзора и контроля - краеугольный камень северокорейского образа жизни, помноженного на традиционно настороженное отношение к европейцам и непрощённую «измену идеалам» после смерти Сталина, принципы которого в КНДР продолжали здравствовать. Приставленные к советской технической группе переводчики даже на слух информацию переводили избирательно, «фильтруя» то, что местным военным, по всей видимости, слышать не следовало.
Корейский график оказался очень плотным: занятия начались тут же по прибытию. Не желая терять время, местное начальство настояло на пересмотре обычной программы обучения, исключив из неё общие моменты, сочтённые общеизвестными, и предложив сосредоточиться на практической стороне - подготовке техники, обслуживании и ремонте. Техописания и руководства по обслуживанию Су-7 на корейском языке не было, а местные переводчики путались в тонкостях авиационной терминологии (в корейском языке отличается само построение фраз, из-за чего при прямом переводе вообще теряется смысл предложения). Задачу решили кропотливым, но результативным способом: чтобы разобраться с устройством агрегата или системы, собирались сразу все техники и механики, старательно конспектируя весь до мелочей рассказ нашего специалиста, потом оставались допоздна и обсуждали каждое слово, доходя до сути, после чего обладатель лучшего почерка каллиграфически переписывал обобщённый труд, готовя его к следующему занятию. Перевод вновь сверяли с инструктором и заучивали практически наизусть. Методом «мозгового штурма» по-корейски главу за главой подготовили доступную для всех инструкцию.
Корейцы оказались любознательными и дотошными учениками, живо интересовавшимися тонкостями эксплуатации и не упускавшими возможности узнать что-то новое. Стоило нашему технику начать работу, вокруг собирались местные механики с припасёнными тетрадками и карандашами, записывая и зарисовывая процедуру, приёмы работы, подходы к узлам и применяемый инструмент. При этом старались не задавать вопросов, обсуждая увиденное между собой и лишь в крайнем случае переспрашивая. Заметной, однако, была нехватка эрудиции и технической грамотности, из-за чего большинство в работе старались не выходить за рамки инструкции и механически заучивать необходимые данные (образовательный уровень, по общему мнению наших офицеров, «застрял где-то между винтовыми и первыми реактивными самолётами»).
Избыток рабочей силы позволял без проблем решать многие вопросы, благо в армии срок службы составлял восемь лет, а призыву подлежали и женщины. В авиации был принят поэкипажный метод: за каждым самолётом закреплялись 7-8 механиков и техников, занимавшихся своими системами. При таком количестве рабочих рук и традиционной азиатской добросовестности самолёт готовился очень быстро. Техники и механики носили простенькие тонкие хлопчатобумажные спецовки тёмно-синего цвета, стараясь их беречь, и в обычные дни выходили работать в поношенной, застиранной и штопаной одежде, что поощрялось. В той же одежде работали и зимой, утепляться было нечем, и простуженный полк повально шмыгал носами. На занятиях многие засыпали от усталости и недоедания, хотя военные питались получше других корейцев (на этот счёт пропагандировался выдвинутый партией лозунг - «не делать из еды культа, свойственного буржуазному обществу»). Предполагалось, что военнослужащий Народной Армии обеспечен всем и ни в чём не нуждается, но время от времени те, стесняясь, просили наших специалистов купить им сигареты. Зарплата младшего офицера КНА составляла 70 вон (около 25 рублей), купить на которые он всё равно почти ничего не мог.
![]() |
![]() |
Плакатный образ молодцеватого корейского воина | Исполняя указания вождя, корейские воины готовы бить врага голыми руками |
Для улучшения жизни народа как раз подоспело очередное указание товарища Ким Ир Сена: чтобы разнообразить стол, вождь велел ввести в рацион повсюду пичжи - блюдо из тёртых бобов с сушёными листьями редьки, такое же неудобоваримое, как и его описание; забота о гастрономии объяснялась тем, что одобренный партией переход на сушёные листья будет способствовать «аккуратному ведению хозяйственной жизни». Пропагандировалась и забота вождя об укреплении товарищества в воинских коллективах - посетив одно из военных училищ, он лично велел сдвинуть койки в казарме, чтоб те и во сне держались поближе друг к другу. На аэродроме, при «безразмерном» рабочем дне, техническим командам позволялся дневной отдых, для чего те могли расположиться на циновках прямо у самолётов.