Директор НИИ-88 генерал-майор технической службы Л.Р. Гонор.

Но в утвержденной редакции документа ответственность министерств была радикально перераспределена по сравнению с ранее рассматривавшимися проектами. Пунктом 6 постановления были определены «министерства по разработке и производству реактивного вооружения:
а) Министерство вооружения — по реактивным снарядам с жидкостными двигателями;
б)  Министерство сельскохозяйственного машиностроения — по реактивным снарядам с пороховыми двигателями;
в) Министерство авиационной промышленности — по реактивным самолетам-снарядам».

Пунктом 10 предписывалось «создать в министерствах следующие научно-исследовательские институты, конструкторские бюро и полигоны по реактивной технике:
а) в Министерстве вооружения — НИИ реактивного вооружения и конструкторское бюро на базе завода №88, сняв с него все другие задания, с размещением этих заданий по другим заводам министерства»...
д) в Министерстве Вооруженных сил — Научно-исследовательский реактивный институт и государственный центральный полигон для всех министерств, занимающихся реактивным вооружением».

В соответствии с пунктом 5 постановления предлагалось «определить как первоочередную задачу — воспроизведение с применением отечественных материалов ракет типа «Фау-2» (дальнобойной управляемой ракеты) и «Вассерфаль» (зенитной управляемой ракеты)».

В развитие постановления Д.Ф. Устинов 16 мая учредил НИИ-88 и кадровым приказом №30К назначил исполняющим обязанности директора института А.Д. Калистратова, ставшего директором завода №88 с осени 1945 г., и главного конструктора — Костина.

Однако, как часто бывало при подобных преобразованиях, эти лица ненадолго заняли свои должности. Вскоре во главе НИИ-88 был поставлен бывший директор артиллерийских заводов в Сталинграде, Свердловске и Ленинграде Лев Робертович Гонор, главным инженером назначен Юрий Александрович Победоносцев, а начальником СКБ — Карл Иванович Тритко.

Костин стал главным конструктором только одного из отделов СКБ, занявшись выполнением второстепенной темы — воспроизводством неуправляемой ракеты «Тайфун». Ответственным за решение основной задачи — воспроизводства «Фау-2» — был определен С.П. Королев, официально назначенный главным конструктором «изделия №1» (бывшей «Фау-2», будущей Р-1) приказом Устинова от 9 августа 1946 г. №83К. С 30 августа по приказу директора НИИ-88 Гонора Королев стал начальником СКБ №3.

Майским правительственным постановлением Минсельхозмаш вместо освоения «Фау-2» был низведен на свою традиционную тематику — разработку небольших пороховых снарядов типа «Катюш».

Не вышло дело на «заводе Михельсона», не стал он всесоюзным центром «большого» ракетостроения. Вскоре с него вывезли в Подлипки 57 вагонов с деталями ракет и оборудованием. В марте 1947 г. завод №70 передали из Минсельхозмаша в Министерство электротехнической промышленности — со всем недвижимым и движимым имуществом, включая 14 цехов, три паровоза, 12 лошадей и одного жеребенка.

Товарищ Сильванский позднее все-таки занял вожделенную должность главного конструктора, но не на этом заводе, а в ЦКБ Всесоюзного научно-исследовательского института подъемно-транспортного машиностроения. Спустя десятилетие он предложил министру авиационной промышленности сконструировать межконтинентальную крылатую ракету, разумеется, под его, Сильванского, руководством. При этом он гордо сослался на наличие «многолетнего опыта работы по ракетной технике, начиная с 1943 г., когда... работал главным конструктором на заводе №70 им. Ильича по трофейным ракетам «Фау-2», «Вассерфаль», А-9/А-10 и др.»

Но к середине 1950-х гг. становление ракетостроительных организаций завершилось. С.А. Лавочкин приступал к испытаниям межконтинентальной крылатой ракеты «Буря», а В.М. Мясищев работал по аналогичному проекту «Буран». Никто уже не поручил бы новую тему такого масштаба и стоимости «человеку с улицы», каким, по сути дела, был и оставался Сильванский.

Но вернемся в 1946 г. Работы в Германии продолжались как ни в чем не бывало. Но еще в мае пунктом 16 постановления было предписано «Предрешить вопрос о переводе КБ и немецких специалистов из Германии в СССР в конце 1946 г.»

В военные и послевоенные годы в СССР был накоплен богатый опыт переселения многочисленных народов, так что перемещение горстки специалистов не создавало никаких проблем. Вечером 22 октября 1946 г. отобранных для переезда, но еще ничего не подозревавших немецких ученых и инженеров отменно напоили на совместном банкете. Ночью за ними пришли. Сотни «студебекеров» доставили их на железнодорожную станцию, где был сформирован состав из 60 вагонов. Перемещение осуществлялось предельно гуманно — с чадами и домочадцами, с утварью и даже домашними животными.

До начала 1950 г. немцы работали на острове Городомля на озере Селигер на положении, далеком от зековского. Жили они немыслимо благоустроенно, во всяком случае, если соотнести их бытовые условия с уровнем существования советских людей. Еще майским постановлением для их расселения было выделено 150 финских домиков и 150 восьмиквартирных рубленных домов. Изредка, по выходным, даже организовывались поездки в Москву.

В одну ночь с насиженных мест исчезли более 150 немецких специалистов (включая 13 профессоров и 32 докторов наук) и примерно три с половиной сотни членов их семей. В опустевших стенах совместных предприятий нужно было собрать брошенное оборудование и документацию. Большая приборка продолжалась до января 1947 г., когда ведущие советские специалисты вернулись на Родину, а в марте институт «Нордхаузен» ликвидировали.

Помимо пассажирских и грузовых вагонов, платформ с техникой, в СССР прибыли два уникальных состава. Комфортабельные условия пребывания в Германии расслабляли советских специалистов. От одной мысли о предстоящем переселении на отечественный полигон человека охватывал вполне естественный озноб. Не требовалось дара Нострадамуса, чтобы предсказать, что, по сложившейся традиции, объекты инфраструктуры, корпуса с испытательным оборудованием и, тем более, жилье будут возведены в последнюю очередь. И если советские люди могли вынести любые трудности и предельную неустроенность, то матчасть немецкой разработки требовала куда более деликатного обращения.