Жена видного русского полководца А. А. Брусилова Надежда Владимировна Брусилова-Желиховская (1864—1938) оставила обширные воспоминания и дневники, относящиеся как к дореволюционному, так и к советскому времени.

Публикуемая ниже глава из дневника Н. В. Брусиловой относится к августу 1925 года и полностью посвящена герою гражданской войны Г. И. Котовскому. Надежда Владимировна подробно рассказывает о том, как благодаря ее помощи в 1916 году был помилован Г. И. Котовский. Действительно, в октябре 1916 года Григорий Иванович Котовский был приговорен Одесским военно-окружным судом к смертной казни через повешение за вооруженные нападения на помещиков и представителей администрации. Приговор суда должен был утверждать главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал А. А. Брусилов. И тогда Котовский обратился с письмом о заступничестве к находившейся в то время в Одессе Н. В. Брусиловой. Надежда Владимировна сразу же пересылает письмо Г. И. Котовского мужу и просит помиловать осужденного.

18 октября 1916 года генерал Брусилов своей властью заменил Котовскому смертную казнь каторжными работами.

В ЦГВИА СССР в коллекции военно-судных дел периода первой мировой войны обнаружено письмо Г. И. Котовского к К. В. Брусиловой, а также ее письма мужу, связанные с помилованием Г. И. Котовского.

Учитывая большой интерес читателей к личности А. А. Брусилова и его окружению, мы публикуем эти письма.

Из дневника Н. В. Брусиловой

ГЛАВА III Август 1925 года

В ГАЗЕТАХ от 6 августа были напечатаны телеграммы из Одессы о том, что командир 2-го кавалерийского корпуса Г. И. Котовский предательски убит, и приказ, как всегда, с большим пафосом и неправильными сведениями по этому поводу от Революционного Военного Совета СССР. Для исторической правды хочу добавить несколько слов. Убит он был будто бы из-за женщины, такая молва идет с юга, но это подробность, не имеющая большого значения. Человек он был действительно незаурядный, храбрости у него отнять никто не может, но чтобы это был идейный политический боец, это сущий вздор. Политика, революционность и борьба за меньшую братию и тем более коммунизм — эти ярлычки были приклеены ему гораздо позднее¹. А в действительности в прежнее время он был форменный разбойник, грабитель в Бессарабии, это все знали, и судился за грабежи, и преследовался правосудием за разбои. Он говорил мне и даже писал, что награбленным делился иногда не только со своей шайкой, но и с подвернувшейся беднотой, но насколько это верно, я судить не могу, хотя возможность этого вполне допускаю. Это был человек типа пушкинского Дубровского, не лишенный симпатичных сторон. По его словам, он был сын артиллерийского офицера в Бессарабии и с самых ранних лет не хотел систематично учиться, не хотел жить в городе, принадлежать своей семье, его тянули леса и поля, большие дороги, жизнь бродяги и впечатления воли и буйного ветра в степи. Живя в Одессе, я много слышала о нем, и мне он казался удалым молодчиной. Когда однажды в обществе я услышала в разговоре военных юристов, что Котовский опять попался и на этот раз «мы его держим крепко», у меня невольно вырвались слова: «А я буду очень рада, если он опять удерет». Мужчины засмеялись, а дамы были весьма шокированы и укоризненно на меня посмотрели.

Прошло несколько лет. Во время германской войны он сидел в Одесской тюрьме, его судили, и, читая газеты, я видела, что на этот раз дело его действительно плохо. Он был приговорен к смертной казни через повешение.

В то время А. А. [Брусилов] был главнокомандующим Ю[го]-З[ападным фронтом], [и] ему подчинены были двенадцать губерний. Я жила во дворце на бульваре и играла большую роль во всевозможных тыловых делах. Работы у меня (и по благотворительности, и по снабжению войск подарками и медикаментами, и санитарные поезда-бани, лазареты, госпиталя и приюты для детей и беженцев) было бесконечно много*. У меня было три секретаря, и, несмотря на это, приходилось работать иногда целыми ночами. Как-то раз около полуночи я сидела за своим письменным столом, когда вошедшая горничная подала мне письмо со словами: «Это принес какой-то мальчишка из тюрьмы. Швейцар и дворники его гнали, а я гуляла с собачатами и согласилась взять письмо: уж очень он просил. Жизнь человека, говорит, от этого зависит».

— Хорошо сделали, что взяли письмо,— одобрила я ее.

Это письмо было от Котовского, длинное, обстоятельное, красноречивое. Я очень сожалею, что не сохранила хотя бы копии с него. Но минуты были сочтены, наутро его могли повесить. Он уже несколько дней тому назад написал мне это письмо, но его до меня не допускали. Он клялся, что лично никогда никого не убивал, а только дирижировал своей шайкой. Но ведь это то же самое. Кроме того, он умолял меня просить моего мужа помиловать его, отправить на фронт в самые опасные места, что он с радостью погибнет за Родину в бою с немцами, что в крайнем случае он умоляет его расстрелять, но не вешать, как собаку, что он сын офицера и такая позорная смерть для него ужасна.

¹ В автобиографии, датированной 1920 г. Котовский писал: «Ведь я с первого момента моей сознательной жизни, не имея еще тогда никакого понятия о большевиках, меньшевиках и вообще революционерах, был стихийным коммунистом... Я не мог спокойно смотреть на бедствия эксплуатируемого бедняка, рабочего и крестьянина — отсюда моя активная месть к богачам сегодня и моя безграничная любовь и преданность тем, кто тяжелым трудом добывал себе кусок черного хлеба. Я насилием и террором отбирал от богача-эксплуататора ценности, которые ему по праву не принадлежали, и передавал их тем, кто эти богатства создавал своим трудом... Я, не зная партии, уже был большевиком (Г. И. Котовский. Документы и материалы.— Кишинев: Молдавия, 1956.— С. 18). — Прим. В. М. Шабанова.

* В то время, кроме моих прежних дел «братской и повсеместной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям», на мне лежали все дела склада государыни императрицы Александры Федоровны на Юго-Западном фронте. Я получала 60 тыс. рублей в месяц на это дело, и ответственность эта была мучительна. — Прим. Н. В. Брусиловой.