Аэродром, на котором нам предстояло совершенствовать своё лётное мастерство, назывался Сливны. Рядом с аэродромом проходила узкоколейная железная дорога, которую местные жители, по румынскому обычаю, называли треном. Вагончики на этой дороге были, а тягач отсутствовал. Это существенный недостаток, но не для курсантов. Так как дорога заканчивалась у деревни Варваровка, находившейся на другом берегу реки Ю. Буг, напротив Николаева, то мы взяли за правило делить увольняющихся на две группы. Половина залезала в вагончики, а вторая  половина толкала их до Варваровки, что составляло шесть километров. К определённому времени на окраине названного выше села собирались уволенные, и теперь вагончики толкала вторая половина. Это правило, как можно догадаться, не всегда выполнялось. С треном связан один не совсем забавный, а точнее совсем не забавный, а скорее дикий случай, к счастью, не закончившийся трагедией. В вечернее время группа студенток одного из николаевских институтов возвращавшаяся, по-видимому, после работ, решила заночевать в вагончиках. На их беду мимо проходили два бедовых курсанта Шведюк и Золотухин. Они моментально придумали пакость. Один из них отпустил тормоза вагончика, который стоял около построек, в которых размещались курсанты, а второй заорал: "Костя переводи стрелку на Буг, б..й топить будем!". Услышав подобное, испуганные девицы горохом посыпались из вагончиков. Шутка была неудачной, но совершенно в духе того времени. К счастью, никто серьёзно не пострадал.

Через дорогу, в окружении фруктовых деревьев на берегу реки Ю. Буг, располагалось здание трудовой колонии и несколько домиков. На самом аэродроме находилось полуразрушенное здание ангара. Среди этих руин оставались кучи патронов от авиационных крупнокалиберных пулемётов, снаряды от орудий, множество немецких гранат с деревянными ручками и мин. Относительно происхождения немецких боеприпасов вопросы не возникали, а вот громадное количество авиационных боеприпасов, оставленных покинувшими аэродром истребителями, свидетельствовало о вопиющей бесхозяйственности. Несколько самолётов-истребителей к моменту прибытия лётного эшелона ещё оставалось на аэродроме.

Мы проявляли изрядное усердие, стаскивая взрывчатые вещества в большие кучи и подрывая их гранатами, предварительно ознакомившись с их устройством. Из бомб мы вытапливали тол, чтобы потом использовать его для отопления в металлических печках-буржуйках. Не обходилось без несчастных случаев, но смертельных не было. На другой стороне аэродрома стояло орудие, но ствол у него был разорван, и мы стрелять из него не рисковали.

Несмотря на постройку основных жилых помещений, мы испытывали недостаток в воде, а электричества для освещения вообще не было, но об этом ниже. Наверное, сейчас покажется очень диким, но посуда в столовой отсутствовала, и у каждого из нас имелась миска, изготовленная из разрезанной на две части банки от американского масла неизвестного происхождения, весьма смахивавшего на замазку. Утром мы, подобно педантичным англичанам, каждый день ели из этой банки кашу, после этого в неё наливался чай, а затем вновь наполненную чашку уносили для умывания, но это уже не в столовой, а где-нибудь поблизости. Ложки, которые умельцы отливали из головок обезвреженных снарядов, хранились в кармане или на верёвочке на шее, наподобие нательного креста. Некоторые обязанности курсанты определили для себя самостоятельно. Это связано с тем, что на юге растёт виноград. Естественно, рассчитывать на возможность приобретения за наличные при курсантских 110 р. в месяц, из которых следовало уплатить комсомольский взнос и высчитывалось 15-20 р. на облигации государственных займов, не приходилось. Это достаточно основательные причины, чтобы перейти к самообеспечению. Методика не поражала своеобразием. С началом темноты очередная команда из двух-трёх человек получала чемоданы и отправлялась на виноградники. Далеко ходить не приходилось. Задача состояла в том, чтобы доставить виноград в целости и сохранности потребителям. Группа скрытно пробиралась на не очень тщательно охраняемый виноградник и набивала чемоданы. С тем, чтобы остальным досталось больше, добытчики до отвала набивали животы виноградом, но в темноте иногда попадались лесные клопы, не очень аппетитные, и приходилось долго отплевываться и вновь есть немытые деликатесы. Доставленный виноград доставлялся по назначению и тут же уничтожался.

В год перебазирования полёты на самолётах СБ, которые пригнали инструкторы, мы так и не начали, занимаясь обустройством и теоретической подготовкой. Впереди у нас было еще два этапа обучения: тренировочные полёты на Пе-2 или на "Бостоне" (кому как повезёт), а затем завершающий этап - эскадрилья боевого применения. На последнем этапе отработка лётных упражнений и боевого применения производилась в составе штатных экипажей, и училище покидал боеготовый экипаж. Но до этого было еще далеко, война продолжалась, и многие из нас стремились попасть на фронт. Как уже раньше отмечалось, в эскадрилью попали курсанты различных школ лётчиков, различного возраста, наклонностей, способностей и индивидуальных качеств.

Сараи, в которых мы жили, не освещались, и каждый решал проблему как мог, но примерно одинаково. Для освещения использовались коптилки из сплющенного на конце орудийного патрона с фитилём, заполненного бензином с солью во избежание взрыва, и отверстием сбоку для заправки. Можно только представить яркость света подобных источников и количество копоти, выделяемое ими при горении. Но время проходило иногда очень интересно. Этому способствовал чрезвычайно интересный коллектив, а взаимоотношения между младшими и старшими по возрасту сохранялись ровными, что практически исключало возникновение конфликтных ситуаций. Сейчас об этом можно вспоминать только с улыбкой.

Так, призванный учится на лётчика флегматичный Гриша Шкителев, горный инженер по образованию, которому уже исполнилось 26 лет, оказался прекрасным шахматистом. В полутьме, не пользуясь шахматной доской, он "вслепую" играл с двумя группами противников. Последние, безусловно, пользовались досками и пытались отчаянно шельмовать, но безуспешно, все попытки подобного рода немедленно пресекались. В другом "кубрике" народ веселил обладавший непревзойденной мимикой Володя Золотухин. Ему удавалось делать это столь артистично, что, безусловно, он мог стать известным артистом. С непревзойдённым юмором он мимикой и жестами показывал переживания курсанта, получившего допуск и выполняющего первый самостоятельный полёт, особенно всю гамму сложных переживаний и отчаяние при посадке с "козлом".

Согласно всем канонам, которые, как это ни странно, и в военное время никто не отменял, мы ходили в увольнение как по разрешению, так и без оного. Как сейчас помню картину: командир роты, забравшись на крышу, с огорчением констатирует, что все, кто мог, ушли в Николаев. Дорога в Николаев проходила через Варваровку и далее по деревянному понтонному мосту. Рядом с ним находились остатки основательного металлического моста, который начали строить немецкие оккупанты, но не успели закончить. Кода стало ясно, что придётся уходить, по мосту тренировались в бомбометании экипажи самолётов Ю-87. А понтонный бревенчатый мост существовал до 1964 г., пока не был построен железобетонный с поворотной средней частью, необходимой для прохода кораблей. Днём в Николаеве мы проявляли интерес к рынку где было очень много дешевого и довольно приличного домашнего вина стоимостью 20-30 коп. за стакан. Причём сердобольные хохлушки предлагали матросикам и даром его отведать.

Те, кто умели танцевать, прибывали в филармонию. По унаследованному от немцев порядку, танцы в филармонии начинались в 22 ч и заканчивались примерно в пять утра. Неискушённые в искусстве Мельпомены, к которым относился и я, стояли у стенки и с завистью смотрели на разодетых танцующих. Обращало внимание, что на этом мероприятии очень редко присутствовали офицеры. После окончания танцев уставшие курсанты тащились в Сливны. Оставаться с местными дамами желающих было мало, что объясняется не импотенцией и отсутствием интереса к прекрасной половине человечества, а широким распространением венерических заболеваний, наследством после немцев.