Погода была скверная — дождь, низкие облака. «Капрони» разделились — два пошли нам в лоб, а четыре поднялись, чтобы сверху зайти нам в хвосты.

Передним у нас шел капитан Хаметов. Не меняя курса, он с первой очереди сбил первый из идущих нам навстречу «Капрони», и тот упал в воду.

Второй «Капрони», ведомый упавшего, стал заходить на Хаметова, но на него сразу набросились два наших летчика — Каберов и Евграфов. Все это происходило низко, в двадцати метрах от воды. Уходя от Каберова и Евграфова, «Капрони» вошел в вираж. Я находился выше и наблюдал за ним. «Этот летчик, видимо, хорошо владеет машиной, — подумал я, — если на такой ничтожной высоте рискнул войти в вираж». И вдруг вижу: «Капрони» зацепил крылом за воду, перевернулся, переломился и упал. Через мгновение на поверхности воды плавали только обломки.

Каберов в восторге кричит мне по радио:

—  Гляди! Напился, напился!

—  Игорь, — отвечаю я, — это уже второй напился.

Через минуту я сбил третий. Он пикировал сверху на один из наших самолетов, я налетел на него сбоку и со второй очереди зажег. Он вспыхнул и упал.

Еще минута — и рухнул четвертый «Капрони». Его сбил летчик комиссар Косоруков. Остальные ушли. Игра закончилась со счетом 4-0 в нашу пользу.

Так отомстили мы «Капрони» за Петю Чепелкина.

13. Штурмовка вражеского аэродрома

Наша разведка обнаружила на одном из аэродромов в глубоком тылу противника значительное скопление самолетов. Зная, что самолеты эти предназначены для бомбежки Ленинграда, командование приняло решение нанести по аэродрому штурмовой удар. Наносить удар по аэродрому отправилось несколько штурмовиков, а мы небольшой группой, которую вел гвардии майор Мясников, вылетели их сопровождать для защиты от неприятельских истребителей.

Полет этот был мне особенно любопытен, потому что год назад я сам садился на этот аэродром и хорошо его знал.

Мы перелетели линию фронта и увидели земли, захваченные фашистами. Когда в прошлом году я пролетал над этими самыми землями, здесь всюду чувствовался расцвет жизни — без конца тянулись засеянные рожью поля, цвели сады и огороды, паслись стада, бегали дети, уютный дымок тянулся из труб над крышами. Сейчас здесь запустение и смерть. Поля поросли бурьяном, черные пожарища вместо деревень. Мы появились над аэродромом внезапно. Немцы не ожидали, что мы осмелимся совершить налет на такой далекий тыловой аэродром, и зенитная артиллерия открыла огонь только после того, как наши штурмовики сделали первый заход. Благодаря внезапности удара немецкие истребители не успели взлететь. После нескольких атак наших штурмовиков внизу под нами было море огня и множество исковерканных самолетов.

На следующее утро Советское Информбюро сообщило: «Летчики Краснознаменного Балтийского Флота на одном аэродроме противника уничтожили 58 самолетов». А наши техники с величайшим любопытством рассматривали две фотографии — аэродром до штурмовки и аэродром после штурмовки.

14. Морские охотники

На один из участков Ленинградского фронта немцы пытались подтянуть резервы морем. Срыв этих операций был поручен группе штурмовиков под командованием знаменитого летчика-штурмовика Карасева. И перед нами снова поставили задачу: охранять наши штурмовики от вражеских истребителей.

Вечером перед закатом один из летчиков-разведчиков доложил, что в квадрате N курс 180° движутся три больших немецких транспорта в охранении сторожевых кораблей. Мы вылетели на уничтожение этих транспортов — четыре штурмовика и десять истребителей. Увидев нас, немецкие корабли заметались из стороны в сторону. Это был не маневр, это была паника.

Один из транспортов — самый крупный — был нагружен боеприпасами. Когда в него попала бомба, сброшенная Карасевым, произошел такой большой взрыв, какого я никогда прежде не видел. Столб воды и пламени поднялся на двести метров. В вечерних сумерках он был виден с замечательной отчетливостью. Когда столб этот рухнул, большого транспорта в 3 тысячи тонн на воде уже не было. Только несколько обломков плавало на поверхности моря.

Я по радио поздравил Карасева с чистой работой.

15. Я верю

Мать моя живет на Балтике, в городе Ораниенбауме. Фронт проходит совсем близко, немцы обстреливают город, но уезжать она не хочет. Она хочет видеть, как сражается ее сын. И я, вспоминая пристальный, требовательный взор матери, стараюсь сражаться как можно лучше.

Я получаю много писем. Мне часто пишут незнакомые люди. Строго, пристально и требовательно следят они за тем, как мы сражаемся, как я сражаюсь.

И, чувствуя на себе их внимательный взор, я стараюсь сражаться как можно лучше.

Много было боев, много боев еще будет. В этих боях мы научились ненавидеть врага. Мы научились прямо смотреть в лицо смерти. Мы научились побеждать. И мы победим.

Герой Советского Союза Г. Костылев у своего самолета после окончания войны