Танки Т-62 на учениях Советской Армии.	Опытный танк «объект 167

Мое личное знакомство с Леонидом Николаевичем впервые состоялось уже после его ухода из Нижнего Тагила в августе 1969 г. и перевода в Москву на должность заместителя председателя научно-технического комитета Главного бронетанкового управления Министерства обороны (НТК ГБТУ МО). В то время я проходил службу в другом подразделении ГБТУ, занимавшемся заказами и контролем производства серийной бронетанковой техники. Поэтому какое-то время мое представление о Карцеве носило весьма поверхностный характер.

Но уже первые впечатления о нем оказались довольно неожиданными. В прежнем моем представлении этот живой классик танкостроения должен был являть собой солидную фигуру маститого руководителя, этакого мэтра, который своим внушительным видом сразу же вызывает священный трепет у собеседника. Вместо этого я увидел худощавую фигурку с тонкой шеей, по-юношески торчащей из генеральского мундира. Генерал был черноволос, на его тощем лице глубоко сидели близко расположенные к носу темно-карие глаза. Его неторопливая речь с протяжным полудеревенским произнесением слов и обилием простонародных выражений выдавала его происхождение из российской глубинки. И действительно, как я узнал позднее, он родился в крестьянской семье в небольшом селе на границе Иваново-Вознесенской и Владимирской губерний.

Когда я по воле начальства ГБТУ был переведен из «серийного» управления на должность начальника одного из отделов НТК, многими сотрудниками НТК, в том числе и Леонидом Николаевичем, это было воспринято с неодобрением. Для них я был как бы «человеком со стороны», сугубым «серийщиком», что в их глазах ставило под сомнение мою профессиональную компетентность в вопросах научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ по созданию новых образцов бронетанкового вооружения и техники. Не скрывая своего негативного отношения к моему назначению, Карцев со свойственной ему насмешливостью позволил себе ряд снисходительных реплик, а порой даже колкостей в мой адрес. Некоторое время я проявлял выдержку и не реагировал на эти выпады своего нового начальника. Однако когда это стало повторяться и вызывать угодливое хихиканье некоторых сотрудников НТК, я однажды во время какого-то совещания у председателя НТК (генерала Валентина Петровича Дикого) не стерпел и в достаточно резкой форме прервал Карцева на полуслове, заявив повышенным тоном, что дальше терпеть подобные выходки не намерен. Присутствующие оторопели, а Леонид Николаевич, не став обострять ситуацию, со снисходительной улыбкой молча удалился в свой кабинет в сопровождении одного из наиболее угодливых подчиненных. В кабинете председателя НТК все замолкли. Чтобы разрядить затянувшуюся немую сцену, я счел уместным извиниться перед председателем за допущенную несдержанность и нарушение условий субординации. Тем не менее я подтвердил, что унижающие меня реплики со стороны генерала Карцева или кого бы то ни было другого не приемлю.

По прошествии некоторого времени в результате более тесного общения по конкретным вопросам нашей совместной служебной деятельности я почувствовал, что отношение Карцева ко мне изменилось. До меня стали доходить его весьма одобрительные высказывания в мои адрес. Постепенно наши отношения наладились и даже приобрели характер взаимной симпатии, а в последующем переросли в дружбу, сохраняемую нами и после увольнения из вооруженных сил вплоть до сего дня.

Нередко при встречах или в разговорах по телефону Леонид Николаевич делится со мной своими воспоминаниями и переживаниями, которые многое добавляют к моим представлениям о его незаурядной личности.

Как выяснилось, он испытывает чувство обиды за то, что во многих литературных и справочных материалах об отечественной бронетанковой технике его роль либо замалчивается, либо принижается, вплоть до искажения истины, касающейся авторства ряда его разработок. Особенно его задевает то, что, несмотря на явное преобладание в наших войсках, в дружественных армиях и на внешнем рынке танков, разработанных под его руководством, при их сравнительной оценке с образцами, разработанными в Харькове под руководством вернувшегося туда из Нижнего Тагила А.А. Морозова, предпочтение часто отдается последним.

Вообще взаимоотношения между Карцевым и Морозовым складывались неоднозначно и содержали определенные противоречия. В их основе лежал различный подход к проблеме дальнейшего развития отечественной бронетанковой техники.

А.А. Морозов придерживался мнения, что новое качество танков, отвечающее требованиям современной войны, может быть достигнуто только тогда, когда разработка танка начинается с чистого листа и во все его составные части закладываются радикально новые технические решения. В рамках этой концепции харьковским КБ велось проектирование нового основного танка. При этом принципиальный отказ от какой-либо преемственности с существующими танками вызывал ряд негативных последствий. Он означал необходимость создания с нуля нового танкового и моторного производств как для мирного, так и для военного времени, полное размежевание с существующим войсковым парком танков по вопросам снабжения запасными частями, эксплуатационными материалами, создание новых ремонтных средств, усложнение обучения войск. Все эти трудности считались необходимой платой за новое качество танков.

Принципиально иной концепции придерживался Л.Н. Карцев. Он отстаивал возможность достижения столь же высокого качественного уровня танков за счет последовательного совершенствования серийных машин с сохранением их производственной и эксплуатационной преемственности. Такая концепция позволяла более оперативно, шаг за шагом внедрять в серийное производство все, что создавалось нового в науке и технике, не связывая этот процесс с отработкой принципиально новых базовых составных частей танка, включая двигатель.