Пара МиГ-23МЛД над Кунарским ущельем. При работе вертолетчиков в приграничных районах истребители привлекались для прикрытия от возможных атак пакистанской авиации.

Ежедневная боевая работа с изрядными нагрузками изматывала людей. В воздухе экипажи проводили в 3—4 раза больше установленных летных норм, что вело к нарушению здоровья и растущему числу ошибок в полете и при подготовке техники. Работавшая в мае 1985 г. в Кабуле комиссия военных медиков констатировала у большинства «явные признаки острого утомления, появление выраженных нарушений психических функций, нарушения в состоянии двигательной и сердечно-сосудистой систем», что было неудивительным: из числа обследованных вертолетчик Анисимов выполнил за день 21 взлет и посадку, а Шувалов — 29! Главком ВВС специальным приказом от 12 декабря 1985 г. установил нормы налета для ВВС в ДРА, но по понятным причинам соблюдать их в боевой обстановке удавалось не всегда.

Наладить нормальное питание также оставалось неразрешимой задачей для тыловиков: при опросе до 90% летчиков считали, что они не получают нормального летного пайка, который часто заменяли неудобоваримые каши, сухари, имевшие возраст постарше самих летчиков, малосъедобная сушеная картошка и консервированный хлеб в полиэтилене, ощутимо отдававший сивухой. В 205-й овэ однажды комэску силой, с пистолетом в руке, пришлось отбирать на складе в Кандагаре свежие продукты: в эскадрилье уже стали забывать, когда видели капусту и овощи. В Газни столовой служила пара неотапливаемых палаток, где зимой приходилось торопиться с обедом: пока экипажи управлялись с первым и вторым блюдами, компот (из сухофруктов) успевал покрыться льдом.

За всю смену 1986 г. запомнился «подарок», организованный штабом ТуркВО ко Дню Воздушного Флота: специальным рейсом из Ташкента в эскадрилью доставили свежие помидоры, увы, после нескольких перегрузок превратившиеся в кашу. Повсюду много хлопот доставляла вода, как правило, толком не очищенная и в жарком климате служившая источником массы заболеваний (почти «фирменными» были афганская желтуха и дизентерия). В качестве меры борьбы использовалось обильное хлорирование в таких объемах, что даже после помывки на коже оставался серебристый налет; часто использовали и «народный рецепт» — отвар из верблюжьей колючки, спасавший от желудочных заболеваний. Кое-как соблюдалось лишь предписанное предоставление отдыха в профилактории после 15 дней летной работы да баня, сооружавшаяся своими силами — «хозспособом», из бруса бомботары и патронных ящиков, с любовью поддерживавшаяся и передававшаяся сменщикам в первую очередь (в газнийской эскадрилье как-то солдату поручили прочистить печь в бане, и тот, проявив неразумную инициативу, для ускорения процесса сунул туда несколько патронов; печь разворотило, и вертолетчики остались без бани, что было воспринято как настоящая катастрофа!).

«Грач» из кандагарской эскадрильи 378-го ошап возвращается после вылета на поддержку спецназа. Осень 1987 г.

Таким же образом приходилось обустраивать собственный быт и хотя бы минимальные условия для проживания: организация нормальной жизни и отдыха оставались за пределами внимания начальства и политотдела (видимо, памятовавших суворовские заветы о неприхотливости нашего воина). Инспекции Минобороны не раз отмечали, что «командиры и политорганы проявляют неповоротливость, бездушие и иждивенчество к организации быта подчиненных». На деле это означало, что все необходимое для налаживания подобия нормальной жизни, от утюгов и чайников до холодильников и кондиционеров, позарез необходимых в жару, прибывающим приходилось тащить с собой для обустройства на новом месте. Условия афганских авиаторов, живших на аэродроме рядом, на этом фоне выглядели почти комфортными: в Кандагаре те селились по 2—3 человека во вполне благоустроенных комнатах (против набитых под завязку фанерных «модулей» военного городка).

Если обстановка в крупных гарнизонах была вполне спартанской, то в небольших городках условия выглядели еще более уныло. Экипажи дежурили в них посменно и жили на «гостиничном» положении. О жизни в Гардезе капитан А. Малышев рассказывал в следующих выражениях: «Живем в сарае, который называется «летный домик». Когда задувает «афганец», от пыли в метре ничего не видно, наш сарайчик продувает насквозь и пыли гуляет в нем не меньше, чем на улице. Печка стоит керосиновая, когда ее разогреешь — духота, выключишь — ветер сразу тепло выдувает. Спим одетые, по ночам замерзаем, как черти, да и дышать тут труднее из-за превышения — оно на 400 м больше, чем в Кабуле. Ночью законопачиваем окна матрасами от ветра, и то так задубели, что на меня упал один матрас, я было испугался, а потом пригрелся под ним и кое-как уснул. Спать приходится в обнимку с автоматами, пистолеты под подушкой, карманы полны гранат — тут нередки нападения.

Еще досаждает всякая живность: только ложишься спать — накидываются полчища клопов, а я всякого рода насекомых не терплю: противно, когда по тебе какая-то мерзость лазит. В комнате отдыха тараканы бегают просто метровые, об ножку топчана ударятся — думаешь, опрокинут к черту. Письма пишем под коптилку, как в кино про войну».