Лейтенант А. Артюх (в центре), прапорщики Ю. Смелянец и Р. Султаншин занимаются расклиниванием заевшей пушки ГШ-2-30К. Кувалда, молоток и лом — самые надежные инструменты вооруженца.
Случались и «проколы»: ориентировка из Кабула указала на крупный душманский склад у Суруби, для взятия которого был разработан план операции, согласно которому налет спецназа предварял удар штурмовиков по очагам обороны, а затем 239-я овэ всеми своими вертолетами высаживала десант с «Чайки». Разведгруппы предстояло высадить на близлежащих высотах, откуда они должны были штурмом захватить кишлак. На месте выяснилось, что сесть на вершинах холмов невозможно, и высадку осуществляли с висения, так что увешанным оружием и амуницией бойцам пришлось прыгать на склоны с 2—3 м. Атака не встретила сопротивления: кишлак оказался заброшенным и совершенно пустым. Впрочем, такое бывало далеко не единожды: агенты-афганцы нередко рассказывали то, что от них хотели услышать и за что перепадали деньги. Подводили и армейские «наводки»: при проведении Кунарской операции роте 154-го оспн предстояло занять позиции... на плацу афганского пехотного полка на окраине Джелалабада, где она добросовестно и ожидала указаний все время операции.
![]() |
![]() |
Вертолетчики 205-й овэ с бойцами афганского батальона госбезопасности (ХАД). «Хадовцы» нередко участвовали в боевой работе, делясь разведданными и оказывая содействие в поиске душманских караванов и укрытий. Второй справа — замкомэска майор Кожух, афганец рядом — командир местного батальона ХАД. | Борттехник Ми-24П лейтенант Иосиф Лещенок. Его вертолет содержался отлично, практически не принося отказов, и относился к лучшим в 205-й овэ. |
Во время проведения досмотров иные из членов экипажей не прочь были вместе со спецназом сходить «на боевые», хотя инструкция запрещала летчикам покидать машину: экипажу и на борту хватало работы, а в случае чего подменить выбывшего было некем. Тем не менее то и дело на задания вылетали техники и другие любители «подлетнуть», занимавшие места бортстрелков. Штурман 239-й овэ А. Багодяж вспоминал: «Был у нас борттехник «восьмерки», любитель повоевать, не упускавший случая взяться за автомат; как-то вместе с разведгруппой отправился к каравану и попал под огонь своих же. Обратно принесли бездыханное тело, а командир потом долго оправдывался за погибшего и писал объяснительные записки — мол, тот сам выскочил наружу, не ловить же его экипажем. Сам я наигрался в войну быстро и понял, что это только в кино всегда везет, когда получил предупреждение — пулю в переплет кабины между передних стекол; прямо перед лицом полыхнуло, а потом заметил сквозную дырку от пули, прошла у самой головы».
На земле свое дело лучше знал спецназ, о котором летчики отзывались с уважением (к слову, нечастым во взаимоотношениях с «пехотой»): «Ребята там были — оторви да выбрось, хоть этим бойцам и было-то по 19—20 лет».