На фронте, как и в обычной жизни, бывали дни удачные и дни неудачные. В удачный день событий, как правило, много не бывало. Начиналось все с дежурства и затем продолжалось вылетами на прикрытие своих войск. Очень часто наши истребители успешно разгоняли бомбардировщиков противника, сбив несколько самолетов, и без потерь возвращались домой.
Так, например, 15 августа мы заступили на дежурство с рассветом.
Сначала наше звено было в готовности номер один, когда пилот находится в кабине, аэродромный баллон сжатого воздуха подключен, мотор в разогретом состоянии и готов к запуску. Ведется непрерывное наблюдение за КП полка и при зеленой сигнальной ракете осуществляется немедленный взлет пары. При этом вторая пара звена автоматически переходит из готовности номер два в готовность номер один
Козлов пришел на дежурство не один. С ним пришёл стажер из Военно-воздушной академии им. Жуковского. Козлов одел парашют, влез в кабину, а мы уставились на КП полка. Но стажер оказался разговорчивым. Его особенно интересовало, бывают ли у нас бомбежки и штурмовки. Услышав, что все бывает, правда, не так часто, как в 1941 году, он выразил надежду, что и ему удастся всё увидеть. Мы переглянулись и, наверное, про себя обозвали его соответствующим образом. Я посоветовал ему хорошо запомнить расположение щелей, так как недавно во время вечернего налета Герой Советского Союза капитан В.В. Кравцов в темноте не смог найти щель и был убит осколком бомбы, разорвавшейся от него в 50 метрах.
К концу нашего дежурства состоялся вылет дежурных, и Козлов в составе четверки участвовал в прикрытии наших войск в районе Грузинского. Там они прихватили немецкого разведчика ФВ-189 и сбили его. В этот день Козлов больше не вылетал. Тяжелый день обычно полон событиями, часто трагическими. Примером такого дня может служить 25 сентября. Утром для выполнения задания по эвакуации с линии фронта подбитого самолета на передовую выехали гвардии техник-лейтенант С.К. Кошелев, начальник штаба эскадрильи гвардии капитан М.П. Гридин и водитель легкового автомобиля. У села Княжичи, следуя к месту посадки самолета Ла-5ФН, они не заметили сигналов и проскочили передовую линию фронта. Сообразив, что они выехали в нейтральную зону, стали разворачиваться, чтобы вернуться. Немцы открыли огонь из пулемета, всех троих убили на месте, а машина сгорела.
Это печальное сообщение мы получили, когда началось перебазирование на аэродром Борисполь с аэродрома Раковщина. Я был в передовой команде, которая в половине девятого выехала в Борисполь. По дороге мы видели остатки населенных пунктов, уничтоженных фашистами. В голом поле на месте домов стояли кирпичные русские печи с высокими кирпичными трубами. Все было сожжено, на пепелище не было ни людей, ни животных. Когда мы въехали в город, то увидели повешенных с табличками: «Помогал партизанам». В городе было много разрушений, на набережной Днепра горели склады и дома. Большая толпа женщин скопилась на окраине города у какого-то служебного кирпичного здания. Оказалось, что перед уходом «зондеркоманда», состоящая, в основном, из западных украинцев, загнала в подвал этого здания всех лиц мужского пола, начиная с грудных младенцев и кончая стариками, затопила подвал бензином и забросала гранатами. При этом они кричали: «Через 20 лет у русских будет меньше солдат!» Несчастные женщины пытались в этом ужасном месиве найти своих родных.
На аэродроме значительных разрушений не было. Видимо, немцы уходили поспешно, боясь окружения. У границы аэродрома стояли несколько неисправных самолетов и неизвестный нам гигантский планер. БАО уже прибыл. На окраине аэродрома стоял бензовоз, рядом маслозаправщик и грузовик с бомбами. Вскоре показались и наши самолеты.
В передовой команде были только механики самолетов и один оружейник на всю эскадрилью. Когда самолеты приземлились, механики побежали на летное поле их встречать, а оружейник ушел по своим делам. Я встретил Козлова, лежа на крыле проводил его до указанного мне места стоянки и он ушел на КП. Я дождался своей очереди, заправил самолет бензином и маслом, подзарядил бортовой баллон сжатым воздухом и хотел открыть капот, чтобы заглянуть в моторный отсек, когда увидел бегущего Козлова. Обгоняя его ехал грузовик с бомбами, на подножке которого стоял оружейник. Грузовик остановился около меня, сгрузили две бомбы по 25 кг, и оружейник сказал: «Взрыватели сейчас вверну. Вешать будешь сам, мне некогда». И они уехали. По правилам взрыватели полагается ввертывать только на подвешенные бомбы, но в данном случае спорить не приходилось, оружейник был один на всех. Подбежавший Козлов крикнул, что вылет срочный, надо помочь пехоте пока прилетят Илы. Он стал надевать парашют, а я взял бомбу и пошел с ней под крыло. Легко справляюсь с подвеской бомбы, закрепляю её упорами и на полоборота поворачиваю вертушку взрывателя. Затем беру вторую бомбу и иду к другому крылу. Идти неудобно, мешает высокая полынь. Левой ногой наступаю на крепкий стебель полыни и в образовавшуюся петлю попадаю правой ногой. Чувствую, что падаю с бомбой на плече. В голове только одна мысль: «Лишь бы не на взрыватель!» Отжимаю бомбу на плече и, перевернув, опускаю на землю. Хвостовое оперение бомбы сильно помято, пытаюсь выправить его плоскогубцами. Но Козлов торопит, кричит, чтобы подвесил в таком виде и выпустил бы его. Кратинов уже выруливает. Делаю, как он приказал. Он взлетает и пристраивается к Кратинову. Вся восьмерка Ла-5ФН уходит к линии фронта. Примерно через полчаса все возвращаются, их сменили Илы. Козлов спокоен и даже улыбается. Говорит, что воздушного боя не было, они сбросили бомбы и потом минут двадцать штурмовали, задерживая пехоту противника. Спрашиваю его про самолет и про бомбу. Говорит, что самолет работал отлично, а «эта стерва» улетела неизвестно куда. Он уходит на КП, а я готовлюсь заправлять самолет и высматриваю бензозаправщика. В это время приходят моторист и оружейник, приехавшие с основным составом полка, и я прошу их заняться самолетом, чтобы немного передохнуть. До конца дня состоялись ещё два вылета и оба с бомбами. Но теперь бомбы вешали оружейник и моторист. На следующий день утром на аэродроме произошло ЧП. Так как погода была прохладная, то приходилось систематически прогревать моторы, чтобы самолеты все время были в боевой готовности. После прогрева моторы накрывали теплыми чехлами, которые на два-три часа сохраняли тепло, оказалось, что такой утепленный самолет привлекает к себе мышей-полевок, множество которых водилось на аэродроме, По ногам шасси они залезали в самолет, к теплу. В тот день один из техников первой эскадрильи пошел к самолету для повторного прогрева мотора. Легко запустив мотор, техник стал прогревать его, держа самолет на тормозах. Когда мотор нагрелся, техник открыл шторки жалюзи. И тут сильная: струя воздуха выдула мышей из моторного отсека и бросила их на техника. Оказалось, что техник боится мышей. Он выскочил из кабины, забыв обо всем. А самолет, освобожденный от тормозов, величественно покачнулся, сдвинулся с места и покатился по аэродрому. Опомнившись, техник бросился за ним. Мотор работал на малом газу и самолет катился медленно. Подойти к, кабине можно было только сбоку. А самолет как будто превратился в живое существо. Как только техник приближался к кабине, самолет разворачивался и катился прямо на него, грозя зарубить винтом. На помощь технику бросились все, кто находился на аэродроме. Объявить тревогу могли каждую минуту, а полк был фактически небоеспособен. Около 40 минут продолжалась охота за самолетом, который катался по аэродрому, пугая всех. Наконец, после отчаянной попытки технику удалось добраться до кабины и выключить зажигание. К счастью, все обошлось благополучно, хотя последствия могли быть очень серьезными.