Командование полка решило, что наш налет на самолете ЛаГГ недостаточен и мы останемся увеличивать налет, даже если полк улетит на боевой аэродром (он и улетел через пять дней). Нас троих оставили немного долетать. Через неделю после отлета полка улетели в полк и мы. В первых числах апреля мы прибыли на аэродром Днепровская (Краснодарский район).

Когда мы прибыли в полк, то узнали, что грузинский народ на собранные деньги (по примеру Ф.П. Головатого) приобрел самолеты и вручил их 926 истребительному авиационному полку. Все самолеты на бортах фюзеляжа имели надписи - на одном по-русски: "Советская Грузия", а на другом - по-грузински: "Сабчото Сакартвелло". Для вручения самолетов и подарков личному составу на аэродром прибыло очень много представителей грузинского народа - от руководства Партии, Верховного Совета, Правительства, а также представителей рабочего класса и колхозников.

В апреле, мае, июне над немецкой оборонительной линией, так называемой "Голубой линией", шли очень сильные воздушные бои, названные впоследствии "Кубанскими сражениями". Для летчиков эти сражения были школой боевого мастерства. В отдельные дни проходило до 50 воздушных боев с участием 30-50 самолетов с каждой стороны. Вот в такое время я и прибыл на фронт.

На следующий (после прилета на аэродром полка) день я в паре с командиром нашей эскадрильи вылетел на боевое задание, при выполнении которого воздушный бой не должен был бы быть. Однако он случайно и неожиданно состоялся. После выполнения задания командир спросил меня, как я отнесся к ведению воздушного боя. Я ответил, что кроме самолета ведущего ничего не видел. И рассказал ему, что мой командир звена П. Щеблыкин начал сразу обучать меня (как я только попал к нему в звено) тому, что самое главное в воздушном бою для ведомого. Он говорил: "Ты должен видеть ведущего все время, пока идет бой. Не будешь видеть - потеряешь его, а потеряешь его - будешь сбит. Будешь всегда следить за ведущим - не будешь сбит".

Командир эскадрильи брал меня с собой не в каждый вылет. Только потом я понял, что часто "... в бой шли одни старики".

За время воздушных боев при освобождении станиц Крымская, Киевская и др. (до 30 мая) я выполнил до 30 боевых вылетов, провел не меньше 15-18 воздушных боев, лично сбил один бомбардировщик и в паре - один истребитель. Бомбардировщик сбил лично, но руководил моей атакой мой командир эскадрильи.

Когда мы стали подходить к врагу (он шел почему-то один), мой командир сказал по радио, чтобы я вышел вперед и начал догонять противника. Я это сделал и тут же открыл огонь.

- Ведущий, не стреляй, это далеко. Подходи ближе.

Я чуть-чуть приблизился к противнику и снова открыл огонь, т.к. стрелок "Юнкерса" вел огонь тоже. Ведущий сказал: "Подходи ближе и смотри, как идет трасса "Юнкерса". Я снова подошел еще ближе, и когда до врага оставалось не более 50 м, я открыл огонь. А вот тут уже это было заметно, как моя очередь оборвалась у самолета противника и он загорелся. Ведущий поблагодарил меня и сказал, чтобы я дал еще одну очередь, что я и сделал. Самолет начал падать. Мы вышли из атаки. Он по радио сказал: "Это твой первый сбитый!"

В воздушном бою 30 мая мы вместе с моим ведущим удачно атаковали и сбили истребитель Me-109. Увлекшись атакой, ведением огня и обладая все-таки небольшим опытом, я не заметил, как был атакован другим "мессером". Увидев его, я не сумел уйти от атаки противника, а он успел открыть огонь и поразить мой самолет. Снаряды попали в правое крыло и в правый борт фюзеляжа. Один снаряд взорвался в кабине (между мотором и приборной доской), и я был ранен в ногу. Другой снаряд попал прямо в пробку крыльевого бака. В кабине начало брызгать масло двигателя, загорелся бензобак правого крыла. Кабина сразу же наполнилась дымом. Бой, который мы вели, продолжался, а вести я его уже не мог. Нужно было покинуть самолет с парашютом, но я не знал, над своей ли территорией нахожусь или над вражеской. Подо мной была река Кубань, но линия фронта пересекала ее так, что в одном месте за рекой была наша территория, а в другом - вражеская. Прыгать я не решился, т.к., прыгнув, мог оказаться у немцев, и продолжал тянуть как можно восточнее. И только когда взорвался правый крыльевой бак, я решил садиться.

Полет был довольно продолжительным, и бензин из крыльевых баков был израсходован, поэтому бак взорвался пустым. Если бы кто-нибудь мне сказал, что у него взорвался бензобак и самолет остался целым - я не поверил бы. Но здесь так и было - если сначала пробоина в баке от снаряда была диаметром 15-20 см, то после взрыва она стала размером до 50-60 см. Это потребовало произвести уже немедленную посадку (к тому же и остановился двигатель). Посадил я самолет на фюзеляж. Выскочил из кабины и, пробежав 40-50 м, услышал взрыв. Это взорвался мой самолет. Обернувшись, увидел пожар и груду обломков.

Через некоторое время, минут через тридцать, я попал в полевой госпиталь (я сел от него метрах в 800-1000). В госпитале мне сделали операцию на ноге. После госпиталя привели (я еще ходил, а вот потом, дня через - два-три, мне действительно стало худо) к командиру стрелкового полка. Он сказал, что у него сын тоже летчик, служит в 84-м авиаполку. А я знал такой полк и сказал командиру, где он находится. После небольшого разговора он предложил мне поужинать и выпить. Он налил в банку (наверно, больше 0,5 л) портвейна "777" и сказал: "За авиацию". Я без отдыха выпил эту банку, хотя мне шел лишь 21 год. "Но я же летчик, черт возьми!"  - сказал я себе, прикладываясь к этой банке. Мы еще довольно долго разговаривали, попили крепкого чая, и я пошел спать. Утром он приказал отправить меня на машине на мой аэродром.

Когда я в первый раз смотрел кинофильм "В бой идут одни старики" и увидел, как Титаренко выпил без воды спирт, я подумал: "Боже мой! Ведь со мной так же было, но только с портвейном вместо спирта и с посудой, равной 0,5 л, а может и немного больше" Но ведь как похоже.

Пока я, раненый, лежал в лазарете, 926 иап улетел на получение новых самолетов, оставив часть летчиков для направления в другие полки. Я был назначен в 88 иап. Я прибыл в полк (вернее, в лазарет полка) на санитарной машине в конце июня. Здесь мне зачитали документ о том, что летчик 926 иап младший лейтенант Филатов Н.И. за ведение боевых действий награжден орденом "Красная Звезда". Мой сосед по палате в лазарете (тоже раненный в ногу) В. Резник выразил желание отметить эту награду, и мы обратились к главному врачу. Тот наше настроение понял, и на ужин нам для поднятия аппетита налили по 50 граммов спирта. Так мы отметили эту мою первую награду.

88 истребительный авиационный полк (иап) в свое время был сформирован на аэродроме Винница на основе 6 отдельной авиационной эскадрильи, имевшей ко времени организации полка достаточный опыт летной работы. С мая 1940 г. полком стал командовать майор А.Г. Маркелов.

22 июня по тревоге Маркелов прибыл в штаб полка. Началась сложная и тяжелейшая организация и проведение боевых действий.

В полетах участвовали почти все летчики, т.к. несмотря на воскресенье, все самолеты были боеготовы.

К вечеру вроде бы немного утихло. У Маркелова на столе лежали две коробки папирос "Триумфальные". (Эти папиросы и еще папиросы "Северная Пальмира" до войны были самыми дорогими). Маркелов позвал к себе в кабинет начальника секретного делопроизводства и, взяв одну коробку "Триумфальных", приказал ему положить ее в сейф и хранить на уровне секретных документов до конца войны. При этом сказал: "Раскурим эти папиросы после окончания войны. Распределять папиросы для курения могу только я, если буду жив - где бы я ни был. Если же я погибну, это сделает только новый командир полка".

Об этом принятом решении и его исполнении рассказывали всем, кто прибывал в полк. Мне это рассказал В. Резник в лазарете.