В этот день нам пришлось пережить еще несколько томительных мгновений. Наш радиотелеграфный офицер доложил командиру, что разговор английского корабля становится все слышнее и слышнее. Около 7 часов утра было очевидно из работы телеграфа, что его следует считать очень близко и на сходящемся с нашим курсе. Следующие моменты были для "Карлсруэ" чрезвычайно критическими. Взять в сторону в виду таявшего у нас угольного запаса было невозможно; по этой же причине мы не могли увеличить скорости, так как возрастал и расход угля. Мы предполагали в невидимом неприятеле броненосный крейсер типа "Саффолк". Это не мог быть "Бристоль"; все же остальные английские суда, плававшие кроме него в этих водах, были броненосные крейсера. Английские газеты подтвердили впоследствии наше предположение, что это был "Бервик", возвращавшийся после неудачной погони за "Кронпринцем Вильгельмом".
Если бы этот крейсер нас открыл, и мы пытались бы прибавить ходу, спастись от него бегством, то рисковали быть вынужденными сжечь в открытом море наш последний уголь. Если же мы приняли бы неравный бой, то его исход был очевиден. Оба случая означали конец нашей деятельности, прежде чем она фактически начата. Но во всяком случае принятие боя давало возможность лучших результатов, так как мы все-таки надеялись нанести при этом неприятелю возможно больше повреждений.
Около 10 часов было слышно сильнее, чем раньше, телеграфирование нашего невидимого врага, потом постепенно оно стало тише. Видимо, он пересек наш курс за горизонтом.
Мы облегченно вздохнули. Ожидание конца, без возможности обороняться и без утешения, что и мы не даром существовали, не могло вызвать хорошего настроения. Но, конечно, всякий хранил свои мысли в тайне. Командир наружно был так спокоен, что в его близости каждый чувствовал себя бодрее; но, само собою разумеется, этот день был для него самым тяжелым из всего времени наших военных операций. С момента схватки августа он не сходил с мостика, и мы еле могли его уговорить подремать несколько часов в плетеном кресле, которое принесли на мостик. Кроме того, ранее ему пришлось пережить несколько дней физического и духовного напряжения; тем не менее бодрость его и энергия не оставляли желать ничего лучшего.
8 августа. Команда в эти тяжелые и напряженные дни работала чрезвычайно усилено. Под наблюдением офицеров она была разбита на два отделения и перегружала в угольных ямах уголь поближе к котлам. Жара была такая ужасная, что работали совершенно голые и отдыхали в таком виде, черные, как негры, на баке, где для предохранения от солнечных лучей пришлось поставить тент.
Единственным нашим оружием во время этого перехода была бдительность впередсмотрящих.
9 августа. На рассвете "Карлсруэ" вошел в гавань порта Сан-Жуан-де-Порто-Рико. Было воскресенье, и на берегу еще царила глубочайшая тишина. Но скоро в городе закипела жизнь. Несмотря на раннее время на набережных и на берегу появились значительные группы публики.
В гавани находился пароход Гамбург - Американской линии "Оденвальд". Увидя его, мы стали надеяться на уголь, но пароход оказался пустым, и вместо угля капитан предложил снабдить нас провизией и передал 13 добровольцев и 5 запасных. Такое увеличение команды было очень кстати.
Сейчас же после прихода, командир отправился на берег разыскивать нашего консула. Было очень неприятно, что мы пришли в воскресенье. Немецкий консул, как и все зажиточные купцы, жил за городом на другой стороне очень живописной бухты, и пришлось его вызывать по телефону. Он прибыл в наикратчайший срок и затем совместно с представителем Гамбург-Американской линии из всех сил старался раздобыть для нас все, в чем мы нуждались. Сейчас же после 9 часов мы ошвартовались к угольной барже, имевшей 550 тонн угля. Вторая была только с 250 тоннами, и ее мы взяли к нашему левому борту. Способы подачи угля были чрезвычайно примитивны и ограничены, и поэтому погрузка шла очень медленно, несмотря на то, что команда работала со страшным рвением, на что в такую сильную жару и после утомительного похода мы не могли даже рассчитывать. Плохое качество угля, принадлежавшего какому-то американцу и представлявшего одну угольную пыль, также затрудняло погрузку, и через 4 часа работы было принято только З00 тонн. Но несмотря на все старания наших здешних соотечественников, другого угля нам получить не удалось.
При погрузке угля большую помощь оказала нам команда парохода "Оденвальд": В полном составе и по собственному почину она пришла к нам помогать. Вечером, когда они отваливали к себе на своих шлюпках, наша команда прокричала им в благодарность троекратное "ура".
В Сан-Жуане имеются только английский и французский кабели, конечно, сейчас же после нашего прихода они начали усилено работать. Американский радиотелеграф, который нам заявил о своей строгой нейтральности, тоже почему-то именно сегодня имел много разговоров. Интересно с кем он вел эти переговоры? Очевидно не с другими нейтральными станциями на материке или островах, с которыми могли отлично переговариваться и по кабелю.
В 7 часов вечера погрузка угля была окончена. Мы приняли 500 тонн, и этого хватало, чтобы дойти до другого нейтрального порта.
Немецкая колония прислала нам в подарок сигар, папирос и фруктов.
Незадолго до наступления темноты мы получили известие, что к острову приближаются большим ходом два неприятельских крейсера. Однако командир этому не дал веры. Он сам полез на салинг и взял меня с собой. Несмотря на отличные бинокли, наши старания открыть корабли, о которых сообщалось, оказались напрасными, Скоро наступила полная темнота. Но сообщение было не вполне невозможным. Если вообще английские боевые силы находились поблизости, то безусловно они достаточно скоро получили бы известие о нашем приходе. И хотя командир не поверил сведениям об их приближении, но все-таки надлежало считаться с возможностью встречи при нашем выходе из порта.
Когда "Карлсруэ" с одними только отличительными и топовыми огнями, которые тоже были потушены по выходе из гавани, вышел из Сан-Жуана, в море царила непроницаемая темнота, и шел такой проливной тропический дождь, что спустя несколько минут едва можно было различить огни Сан-Жуана. Если бы нам пришлось даже проходить мимо неприятельских кораблей, то ни они нас, ни мы их не были бы в состоянии различить.
Сейчас же после выхода мы повернули и пошли под самым берегом на восток. Дождь продолжался до 9 час. Потом небо очистилось, и скоро взошла луна; сделалось так светло, как бывает только на тропиках. В 10 часов мы прошли траверз маяка на мысе Сан-Жуан в норд-остовой части острова, и командир лег на юг, чтобы идти очень узким и трудным в навигационном отношении фарватером через пролив в восточной части острова. Благодаря ясной лунной ночи, этот переход был совершен благополучно; но вообще он настолько опасен, что вероятно, в другую погоду командир отказался бы идти этим путем. Вообще, в эту ночь погода, точно на заказ, соответствовала нашим планам.
10 августа. Даже всякий береговой житель, видевший какую малую осадку мы имели в Сан-Жуане, мог сказать, что у нас мало угля. Англичане знали наше предпочтение к гавани Св.Фомы для приемки угля и поэтому заключили, что мы пойдем туда. В Сан-Жуане также об этом уже говорилось. Командир решил поэтому идти в Кюрасао, где он был уверен получить дальнейший уголь в Вилемштаде. Между 11 и 12 часами командир привел к присяге 13 добровольцев с парохода "Оденвальд", в присутствии свободных от службы офицеров, собранных на шканцах. Хотя и не было никаких особенных приготовлений, но важность переживаемого нами момента придала этому акту особенную торжественность, всеми ощущаемую. Сегодняшний и следующий дни команда имела отдых.
