29/30 октября. "Карлсруэ" продолжал поход в Вест-Индию с тремя остальными пароходами. В течение двух следующих дней запас угля был пополняем с "Фарна" и 1 ноября еще раз доведен до полного, после чего "Фарн" был оставлен, а "Рио-Herpo" и "Индрани" следовали с нами дальше.
2/3 ноября. Кроме нападения на английские и французские владения, командир поставил себе главной целью вызвать тревогу на коммерческих путях, ведущих на английские острова Барбадос и Тринидад,
В первую очередь было намечено напасть на Барбадос. Мы знали, что в его гавани находилось много больших пассажирских пароходов, которые мы желали бы утопить или уничтожить. Подобное предприятие было самым подходящим, чтобы подорвать значение англичан в Вест-Индии и во всей Америке. С большим нетерпением ожидали мы поэтому ближайших дней. Настроение команды никогда еще не было так хорошо, как в эти дни. О наших намерениях команде еще не было объявлено. Но примером того, что думали люди, может служить следующее: мой вестовой очень страдал от малярии, которую он получил в Мексике. После очень серьезного приступа лихорадки, он был только что выпущен из нашего лазарета, и я спросил его, как же он себя теперь чувствует. Он, не отвечая непосредственно на вопрос, сказал; "Топить пароходы - дело хорошее, но скоро должно наскучить. Теперь хорошо бы было снова дать работу нашим пушкам. Это было бы совсем другое".
Так думали все они, наши храбрые молодцы с "Карлсруэ".
4 ноября. Под влиянием хорошего настроения сегодня в кают-компании была устроена пирушка, на том лишь основании, что повар, после долгого перерыва, снова получил настоящее масло, мороженую дичь и другие деликатесы с "Вандика". Старший офицер поставил красное вино. Кают-компания была украшена растениями и цветами в горшках, взятыми с "Вандика".
4 ноября в 18.30 корабль "Карлсруэ" находился в 10°7' с.ш. и 55°25' з.д.
Это был момент коротких тропических сумерек. Командир, вахтенный начальник, старший лейтенант барон фон Альтхаус, вахтенные рулевые и сигнальщики находились на командном мостике. Команда только что окончила ужинать и собиралась, как всегда по вечерам, на баке и под полубаком, чтобы послушать судовую музыку, разместившуюся под мостиком. Офицеры и кондукторы еще сидели за ужином в своих кают-компаниях в задней части корабля, где также помещались палубная, кочегарная и машинная вахта, вестовые, буфетчики и коки.
В незначительном отдалении за крейсером следовали пароходы "Индрани" и "Рио-Негро".
Старший офицер только что встал из-за стола, а некоторые офицеры собирались выйти из душней кормовой части на мостике, как вдруг судно затряслось от сильного толчка, за которым последовал глухой гул и треск. Электричество погасло.
Корабль лег сейчас же сильно на левый борт.
Кто-то из офицеров закричал; "Минная пробоина!". Мысль эту разделили все остальные, и мы поспешили на свои места по боевой тревоге. Но прежде чем я успел взойти на заднюю надстройку, мое место, как 2-го артиллерийского офицера, я услышал команду: "Задраить непроницаемые переборки", и пять, обычных в этом случае, ударов рынды. Перед нашим форштевнем я увидел плавающий корпус корабля, который почти сейчас же затонул. В первый момент я принял его за постороннее судно, с которым мы столкнулись. В действительности же это была передняя часть нашего собственного корабля.
Сильным взрывом корабль Его Величества "Карлсруэ" был разломан на две части. Место, где произошел взрыв, и непосредственно прилегающие к нему помещения, как-то: часть судна от бака до передней трубы, а также мостик и фок-мачта, по всей вероятности, были разнесены в щепки; по крайней мере, никто не видел, чтобы от них остался хотя бы кусочек.
Передняя часть корабля с большей частью находившейся там команды пошла ко дну через несколько минут. Только отдельные люди, которые были брошены взрывом далеко за борт, могли быть спасены со шлюпок и с кормы. Они все были более или менее обожжены и покалечены.
Кормовая часть судна, где все непроницаемые переборки были задраены, держались на воде 20 минут. Этому обстоятельству, дававшему блестящее свидетельство материалу, из которого корабль был построен, и немецкому судостроению, мы, оставшиеся в живых, обязаны прежде всего своим спасением.
Оби сопровождавшие нас парохода оценили вполне правильно происшедшую с крейсером катастрофу, возвещенную им высокими, выше 100 метров, огненными столбами; они дали самый полный ход и придя в непосредственную близость тонущего корабля, спустили все свои шлюпки.
Наши собственные шлюпки были также быстро спущены и вместе со шлюпками пароходов разыскивали еще плавающих на месте катастрофы.
После того как старший офицер совместно с вахтенным механиком прошел по всем нижним помещениям и вполне убедился, что там не осталось живой души, только тогда отвалила от борта последняя шлюпка с офицерами. Когда мы были не далее 100 метров, - корма нашего корабля вдруг поднялась из воды так, что винты и руль были отчетливо видны. Из шлюпок, которые все еще продолжали свои поиски плавающих, прокричали трехкратное ура быстро идущему ко дну остатку крейсера и нашим погибшим на нем товарищам... Затем наступила тишина. Бремя скорби и душевной боли легло на нас, и перед нами стояли великие вопросы: "Как?" и "Почему?"
Ответ на них никогда не будет.
Катастрофе произошла так внезапно и так страшно нас взволновала, что первое время мы не могли оценить всей ее силы и значения. Только потом, постепенно, когда все спасенные были собраны на пароход "Рио-Негро", когда все более и более выяснилось, что не достает многих лиц, к которым мы привыкли; когда наступила полная уверенность, что наш командир, чудный, всеми нами уважаемый и ценимый человек, пошел ко дну вместе с дорогим для нас крейсером, -только тогда мы вполне постигли, что мы потеряли, и как жесток был удар судьбы.
Каждый из нас в душе всегда был убежден, что нашему плаванию отдельно от остальных наших боевых сил рано или поздно наступит конец, и каждый себе присягнул, что в последней борьбе он заставит ненавистного врага больно почувствовать, что немецкая верность присяге и храбрость - не пустые только слова. И вот как иначе все это окончилось!...
