Когда стало светлее мы начали сбиваться в группу. Нашлись инициативные люди, которые призывали всех к этому. А когда полностью рассвело, оказалось, что на воде в видимом пространстве плавало около трех или четырех сотен людей. Но ведь должны были быть и другие группы. Из этого я предположил, что с корабля спаслось не менее семи восьми сотен.

Я стал осматривать недвигающихся людей, пытаясь определить ранены они или мертвы. Единственный доступный способ этого был определение по глазам - я руками открывал им глаза и осматривал зрачки. Если люди не мигали, и зрачки были расширены, мне приходилось констатировать, что человек мертв. Мы выжидали короткое время и затем отдавали его жилет, если конечно он имелся, тому, кто в нем нуждался. Отделив мертвого, я читал молитву и отпускал его на волю моря. В конце концов их набралось очень много, и даже сейчас, читая молитвы, я сразу с горечью вспоминаю их.

Когда солнце поднялось высоко, оказалось, что нефть, которой мы были облеплены, принесла нам и некоторую помощь. Она защитила наши тела от палящих лучей. Но в то же время яркий свет, отражающийся от колышущейся маслянистой поверхности просто слепил нас как будто это был свет прожектора. И мы никуда не могли деться от этого света. Я только советовал людям обматывать любыми тряпками и одеждой лицо вокруг глаз, что бы создавать хоть какую-то защиту от ослепляющих и палящих лучей.

Вторую ночь мы встретили заранее подготовившись. Мы все сцепились как могли руками через жилеты, поддерживая наиболее ослабевших и тех, у кого не было жилетов. Сбившись в единую массу, раненых и больных мы поместили в центр образовавшегося круга, и это пространство стало моей рабочей территорией. Отдыхали кто как мог. Некоторые достаточно спокойно могли засыпать в жилетах, некоторые спали урывками, по несколько минут, часто просыпаясь.

На следующее утро нам попался спасательный круг. Мы уложили на него наиболее истощенного, чтобы не тратить силы на поддержание его в воде. Круг моих возможностей был невелик. Я мог только давать советы, «хоронить» мертвых, отдавая их спасательные жилеты живым, а также по возможности заставлять людей не пить морскую воду, когда мы наконец дрейфовали на чистую воду из нефтяного пятна. Это произошло ночью, и когда утром взошло солнце вокруг нас оказалась чистая вода. Мы все были измучены жаждой, а в таком состоянии многие не могли удержаться от того, чтобы не хлебнуть соленой воды. Для меня наступило тяжелое время уговоров, что не надо пить воду вокруг себя. Я объяснял, что даже для молодого организма это губительно. За мнимым и очень кратковременным облегчением наступают муки. Из-за диареи происходит сильное обезвоживание организма (несмотря на то, что вы находитесь в воде), затем ухудшается работа мозга, затем галлюцинации и маниакальность, и в конечном итоге смерть. Не на всех подействовали мои уговоры. И у некоторых людей действительно начались галлюцинации. Вначале мы пытались спасать их, удерживая возле себя и поддерживая на воде. Но вскоре из-за этого погибли несколько достаточно крепких людей, которых осталось не так уж много среди остальных уставших и измученных. Мы решили, что нужно спасать тех, кого можно спасти, пусть и ослабевшего, но сохранившего желание жить, а не тех, кто не хочет спасаться сам, выбирая неразумный путь - ведь всем было одинаково тяжело и все зависело только от нас самих. Это звучит ужасно, но нас поймут те, кто пережил подобное. Иногда, если ставший сумасшедшим человек становился для нас угрозой, нам приходилось выталкивать его из общего круга, надеясь, что он все-таки продержится без нас до того как его найдут. Мы должны были это делать ради спасения других.

Крейсер «Indianapolis» на Тиниане после доставки компонентов атомной бомбы. 26 июля 1945 года. Фото из коллекции майора ВВС в запасе Туми-младшего (Major Harley G. Toomey, Jr., USAF (Retired)), который сам в годы войны сделал эту фотографию.

Карта, показывающая предполагаемый маршрут крейсера от Гуама к Филиппинам. (Official U.S. Navy Photograph, сейчас в коллекции National Archives).