Мечта Митчелла о независимой и могущественной воздушной службе всеми силами сдерживалась его начальством, но оно не могло полностью надеть на него намордник, тем более, что он научился скрытно не повиноваться секретным предписаниям. Кроме того, он выразил идею что. поскольку руководство армейской авиационной службы не прислушивается к его мнению, то он должен обратиться к народу. Только сила мнения людей и политических деятелей могла заставить "военный истеблишмент" прислушаться к его мыслям. В 1921 году позиции Митчелла усилились, так как новый президент Гардинг проявил интерес к его идеям. К несчастью для Митчелла, он восстановил против себя всю военную иерархию, подобно Галилею в XVI веке. Оба они искали поддержки у правящих верхов, и оба в конце концов ее потеряли.

Митчелл представлял самолет как Немезиду для военных кораблей и проповедовал теорию, что воздушные корабли и подводные лодки сделают моря непригодными для плавания больших кораблей. Это было бы приятной темой для армейской верхушки, если бы были увеличены выделенные, достаточно скромные, военные ассигнования. Однако создание таких сил потребовало слишком напряжения финансов, что и привело в конце концов к крушению планов Митчелла. Он мог бы конечно уничтожить потребность в большом флоте и ассигнования на его создание и тем самым увеличить долю армии, и, следовательно, долю авиации. Однако урезать пирог флота только потому, что независимый воздушный флот мог обеспечить себе существование, обрекая флот и армию на анемичное прозябание - это было сверх сил популярного героя. Ни для кого не было секретом, что Митчелл имел серьезную поддержку в правительственных верхах, когда 3 апреля 1919 года армейское руководство направило Митчелла на встречу с морским министром адмиралом Бэджером. На этой встрече адмирал Винтергальтер заявил Митчеллу, что корабли стали "более уязвимыми для атак с воздуха", так как "вес вертикальной брони больше, чем горизонтальной". Митчелл, в свою очередь, выступил с заявлением, что аэроплан, вооруженный бомбами сможет потопить любой линейный корабль, тем более, если он будет нести на борту бомбы весом 2 тонны. На совещании пришли к общему мнению, что во избежание ненужных затрат необходимо проводить совместные учения флота и авиации и изучить возможности авиации по борьбе с кораблями и создания систем ПВО на кораблях. Главной мыслью, которую проводил Митчелл на этом совещании, была, если ее несколько перефразировать, следующая - "Дайте аэропланов, мистер!".

Хотя итоги встречи указывали, казалось, на будущее сотрудничество, оно так и не осуществилось. В 1921 году, в ходе дебатов в Конгрессе Митчеллу задали вопрос, почему он не пытался найти согласия со своими противниками, на что он возразил, что такая попытка была 3 апреля 1919 года. Но после этого он пришел к выводу, что флот находился в нерешительности и не имеет времени для развития обороны берегов. По мнению Митчелла флот испытывал недоверие к авиабомбам как новейшему средству борьбы. На самом же деле флотское руководство, имея скудный военный бюджет, пришло к мнению, что ему не стоит выставлять себя посмешищем, жертвуя собой для пользы армии.

1920 год - Митчелл взял прицел на "дредноутных" адмиралов и в своих речах и статьях он по сто раз топил флот. Выполняя свои предвыборные обещания, президент Америки В.Г. Гардинг заявил, что он увидел в претензиях авиаторов зерно истины и, как президент, решил произвести справедливый пересмотр дела, хотя следует сказать, что он двинулся в этом направлении довольно медленно. Тем не менее, сторонники Митчелла, почувствовав поддержку, потребовали провести испытания. Многие моряки также потребовали провести "окончательные испытания", предлагая использовать старый броненосец «Indiana».

Флотское командование согласилось выделить для проведения опытного бомбометания старый броненосец береговой обороны «Indiana», не очень удачной и устаревшей конструкции. В состав наблюдательной комиссии были допущены авиаторы, но при условии, что они не будут обсуждать и разглашать информацию, полученную на учениях до тех пор, пока это не сделает флот. На эти испытания, проходившие в 1920 году, был допущен и Билли Митчелл, который даже поднялся на борт броненосца и сфотографировался на фоне обломков на верхней палубе.

Все участники испытаний согласились с требованиями секретности, но кто-то тайно сфотографировал эти события, или решил, что его долг опубликовать то, что он увидел на этих маневрах. Во всяком случае, кроме тех фотографий, которые были сделаны для рапорта, две фотографии таинственным образом были опубликованы 11 декабря 1920 года в британской газете "Лондон иллюстрейтед ньюс". Даже без дополнительной информации было ясно, что эти фотографии сделаны на борту старого американского броненосца, сильно поврежденного взрывами около него. Сведения об этом вскоре начали просачиваться на другой берег Атлантики, в Вашингтон.

Между тем Митчелл и его соратники стали требовать допустить их на бывшие германские корабли. Их высказывания, что самолеты способны потопить любой надводный корабль, набирали вес с каждым днем Флот был вынужден принять решение о выделении для проведения опытных бомбометаний некоторые германские корабли в частности крейсер «Frankfurt» и дредноут «Osttnesland». Политическое давление на флот было столь велико, что он решил принять участие в этих испытаниях. Поскольку адмиралы проявляли некоторую нерешительность, то Митчелл разработал собственный проект бомбы весом в тонну.

Наконец снимки разбомбленного корабля «Indiana» достигли Америки. Сквозь холодные бризы, дувшие в Нью-Йорке, в январе 1921 года из редакции газеты "Нью-Йорк Тайме" горячий ветер достиг Вашингтона. Семь фотографий с сопроводительным текстом разрушенного броненосца были опубликованы со множеством саркастических сносок, одна из которых гласила: "Морской департамент, чей ход мысли нам неизвестен, отказался публиковать сведения об итогах эксперимента над «Indiana», не желая возбуждать или поощрять свободную дискуссию об эффективности нового оружия в морской войне среди офицеров флота, которые лучше образованы, имеют способности и которые могут дать разумную оценку всему происходившему".

Конечно, любящий все "серьезное и патриотическое", газетчик почуял большую сенсацию, но не мог подозревать, во что выльется дискуссия, которую он вызвал своей публикацией.