Военно-транспортный самолет Ан-12, в состав оборудования которого входила аппаратура имитационных помех «Резеда»

Что можно сказать о поведанном В.В. Решетниковым? Была ли эта история с направлением станций помех в заводской упаковке на склад?

Да, как ни прискорбно об этом вспоминать, была. На последнем этапе производства изделия «Резеда». Мы, разработчики, долгое время даже не знали об этом: руководство ВВС не информировало институт о принятом решении, производство станций «Резеда» шло по плану, неизбежные в ходе производства технические вопросы решались, завод исправно отгружал продукцию. Но руководители института, знавшие ситуации в отрасли, заподозрили неладное: аппаратура на серийном заводе изготавливается, отправляется заказчику, а парк самолетов, оборудованных средствами радиоэлектронной борьбы, почему-то не увеличивается. Главный инженер института (им был тогда Ю.Н. Мажоров) связался с А.И. Стрелковым, руководителем 5-го Главного управления ВВС, непосредственно контактирующим с институтом. Тот неофициально ответил: да, продукция пошла на склад, так как нет возможности заставить руководство Дальней авиации размещать эту аппаратуру на своих самолетах. Ю.Н. Мажоров запротестовал: это не государственный подход, серийный завод загружается производством аппаратуры, которая, по мнению заказывающей стороны, потеряла перспективу дальнейшего использования. Правильнее сформировать комиссию для подтверждения такой ситуации и по ее решению выпуск такой аппаратуры приостановить.

У нас очень мало серийных заводов, способных выпускать продукцию такого профиля. Следует сразу же снять с завода этот заказ, а освободившиеся мощности использовать для освоения другого заказа, благо, заказов, готовых для серийного освоения, скопилось немало по разным направлениям.

Мнение ВВС было жестко отрицательным: деньги за этот заказ платим мы, завод желательно и далее сохранять для производства нашей аппаратуры.

В общем, история была, а вот детали ее изложены не совсем верно. В.В. Решетников рассказывает, что заказ на создание станции помех «Резеда» стал своего рода «кормушкой», и разработчики, получая хорошие деньги, «тянули время, как могли». Надо сказать, что В.В. Решетников никогда на стадии разработки «Резеды» в нашем коллективе не бывал и, видимо, потому не был знаком с царившей там атмосферой, с настроениями. Строки, написанные им, — плод его личных, умозрительных представлений.

В институте В.В. Решетников стал появляться уже после ухода на заслуженный отдых, через десятилетия, и только потому, что на территории, занимаемой институтом, арендует помещение малое издательское предприятие «Дельта НБ», с которым В.В. Решетников договаривается об издании своих новых книг.

Дальний бомбардировщик Ту-16, оснащенный аппаратурой имитационных помех «Резеда».

В принципе, заказы-«кормушки», конечно, были. По ним всегда устанавливались особые условия оплаты труда (повышенные оклады, системы «надбавок», особые условия премирования). На этапе открытия работы, заранее, оговаривалось количество Ленинских или Государственных премий для ответственных исполнителей, иногда даже количество ученых степеней, на которое может рассчитывать состав, обеспечивающий научное сопровождение разработки. К таким заказам, действительно, «кто только не прилипал» — к ним пристраивались дети министров, цековских руководителей, заказчиков.

Но «Резеда» к подобным заказам не относилась: для института это был обычный, рабочий заказ. Главный конструктор заказа Е.К. Спиридонов даже при желании не смог бы обеспечить «кормушечные» условия оплаты труда по заказу: для этого у него не было ни рычагов, ни связей в высших сферах. Ни одного «сынишки» среди разработчиков мы не видели. Я начал работу по «Резеде» инженером с окладом 1050 рублей. Потом кадровая служба обнаружила, что вузовский диплом у меня «красный» (я-то сам им никогда не тыкал), и оклад мне был увеличен до 1150 рублей. Никаких надбавок — ни за секретность, ни за выполнение правительственного заказа. Так оплачивался труд всех моих коллег. Разработчики действительно «с энтузиазмом ухватились за тему». Только энтузиазм был вызван отнюдь не меркантильными соображениями, о которых говорит В.В. Решетников. В наши дни тем, кто не участвовал в подобных разработках, трудно поверить, что в основе «энтузиазма» были не материальные выгоды. В то время в коллективе даже как-то не было принято говорить о материальных претензиях. Привычнее был другой тип разработчика, демонстрировавший полное презрение к материальным благам. Помню прекрасно, как начальник отдела И.Я. Альтман, который был и постарше, и, несомненно, поумнее нас, охлаждая ретивые комсомольские головы, высказывался: «Кто тут мне говорит, что он... э... что он... э... совсем безразличен к материальной стороне дела, тот ... э... я бы сказал... не совсем честный человек».

Искреннее желание создать новое средство для защиты самолетов наших ВВС, новый высокоэффективный вид радиоэлектронного вооружения — это было. Присущее молодости честолюбие, желание выдвинуться в круг признанных разработчиков аппаратуры радиоэлектронной борьбы — тоже, наверное, было. Патриотизм, желание не отставать от уровня техники вероятного противника тоже были. Все это, а вовсе не жажда материальных благ, и было причиной энтузиазма, по поводу которого злословит В.В. Решетников.