Доктор технических наук, профессор Сергей Александрович Вакин (1920 г.р.).

Работа по созданию аппаратуры «Сирень» шла споро и продуктивно. Этому было много причин: оперившийся коллектив, для которого данный заказ был уже не первым и его хотелось выполнить лучше, чем предыдущий; коллектив талантливых инженеров, выполнявших свои работы на уровне изобретений (по числу поданных заявок на изобретения отдел занимал одно из первых мест в «сто восьмом»), а главное — вера в то, что делаем нужное, необходимое для Родины дело. Допоздна сидели по вечерам, выходили на ночные испытания, составляли списки для работы в выходные дни. Наши жены на руках сами таскали детей в детские поликлиники, ходили с колясками по магазинам: нам-то некогда, у нас работа. Когда нынешние стратеги внушают нам, что, мол, живем так, как работаем, мы недоумеваем: а что, можно было работать еще интенсивнее? Да и где они, мои прежние соседи по лабораторным столам: Миша Чемезинов, Виктор Кабанов, Олег Сиренко, Володя Никифоров, Галя Коровкина, Толя Грачев? Сердечные приступы, стрессы, удары от постоянных перенапряжений увели их в мир иной еще совсем молодыми...

Аппаратура, однако, была сделана, испытана, принята высокими комиссиями. На заседании Государственной комиссии по приему заказа «Сирень-1И » выступал профессор Сергей Александрович Вакин. Он, оговорившись, что новых идей радиоэлектронной борьбы в этой аппаратуре, на его взгляд, нет, отметил исключительно высокое качество ее конструктивной отработки — подход к конструированию, применение функционально-узлового метода проектирования; в общем, «есть что посмотреть».

На очередной смотр оборонной техники в Кубинке был приглашен директор «сто восьмого».

«Юрий Николаевич, — позвонил Ю.Н. Мажорову министр радиопромышленности В.Д. Калмыков, — сегодня нам с Вами надо быть... в одном месте. Приехав ко мне, машину свою отпустите: там записан номер моей машины, поедем со мной, место для Вас будет».

Если раньше Валерий Дмитриевич о тематике «сто восьмого» высказывался иронически: «Юрий Николаевич, единственное, что Вы можете делать, — это создавать помехи работе министерства. ..», то теперь дело принимало серьезный оборот: срамиться перед первыми лицами государства вовсе не входило в планы министра.

Имя Ю.Н. Мажорова уже упоминалось в эпизоде с «Рейнджером», к этому времени он стал уже директором института. Более шестидесяти лет функционирует « сто восьмой », и половину этого срока у кормила научного учреждения стоял один человек — Юрий Николаевич Мажоров. Институт при нем развивался, увеличивал свою численность, строил новые корпуса, организовывал филиалы и опытные заводы, получил за свои работы орден Ленина — сейчас об этом трудном, напряженном вообще-то времени вспоминаешь как о «золотом веке» института. Эрудированный инженер, пришедший в промышленность из радиолюбителей. Опыт фронтовой службы на радиостанции и в узле связи. Причем — именно по направлению радиоэлектронной борьбы.

Вот строки из его воспоминаний [ 16]: «В январе 1942 г. к северо-западу от Москвы, в районе Демянска, попала в окружение 16-я гитлеровская армия. Оттуда в Берлин посыпались депеши: мол, выручайте. И кто-то в нашем Генеральном штабе предложил: «Давайте «забьем» их сигналы о помощи». Наш дивизион совместно с радиостанцией в Куйбышеве обязали эту задачу выполнить». Это был, насколько я знаю, один из самых первых случаев «глушения» в боях. Только в конце 1942 г. Сталин издал директиву о создании трех дивизионов с задачей глушения немецких сетей радиосвязи [17]. В своих воспоминаниях [18] Мажоров пояснял существо операции: «Нашему дивизиону была поставлена задача осуществлять наведение помехи на частоты немецкой радиосети. В качестве передатчика помех привлекалась мощная радиовещательная станция, которая в это время строилась под Куйбышевом. Руководил созданием этой станции А.Л. Минц. Наш дивизион получил прямую телефонную связь с этой радиостанцией. Мне довелось принять участие в этой операции. Мы вели прием выхода немцев в эфир, используя разведывательный приемник 45 ПС. Как только немцы выходили в эфир для связи со Ставкой, мы определяли частоту их передатчика, по телефону звонили в Куйбышев и просили включить передатчик на этой частоте. Передатчик модулировался не шумами, а смесью звуковых частот. Связь немцев прерывалась. Они пытались отстроиться, меняя частоту. Но мы прекрасно слышали это, и, сообщая в Куйбышев об изменении частоты, просили подстроить частоту излучения. Поскольку нас отделяли многие сотни километров как от Куйбышева, так и от Демянска, а тем более — от Берлина, излучения одной и другой стороны никаких проблем в приеме для нас не создавали. Так продолжалось не один день...»

Годы послевоенной работы в НИИ, переход на все более высокие должности — переход естественный, когда, проработав несколько лет на одной должности и справляясь с возложенным на него кругом вопросов, он переводился на должность более высокую — и опять справлялся. К тому же, редкостная память («Память — как у слона», — говаривали о нем), хорошо поставленный голос, умение выступать «без бумажки», четко формулировать главные положения своего выступления. Так уж повелось, что на всех заседаниях в верхах, будь то коллегия министерства или заседание Военно-промышленной комиссии, о работе «сто восьмого» докладывал Ю.Н. Мажоров. Не главный конструктор работы, не начальник ведущего подразделения, выполняющего заказ, а директор института. Это накладывало на него дополнительную нагрузку: в институте велось много разработок, надо было вникать в их существо, держать в голове особенности и технические трудности каждой из них, но зато его трудно было сбить с толку каким-нибудь неожиданным вопросом. Вот и на этот раз, в Кубинке, у образцов аппаратуры радиоэлектронной борьбы стоял Ю.Н. Мажоров.

Демонстрация затянулась. Уже захотелось что-нибудь съесть или хотя бы попить. На секунду Мажоров оставил свое место и подбежал к палатке с « горячительными напитками», благо та была совсем рядом, у угла. Оказалось — «не про нашу честь». Переминаясь, еще немного постоял на отведенном месте. И тут появился Никита Сергеевич Хрущев.

Он был в шляпе и в офицерской плащ-палатке. Накрапывало. Такая форма одежды запрограммированно несла определенный диссонанс: воинская строгость плаща и гражданская слабинка шляпы, аскетические формы военной одежды и цековские претензии шляпных полей. Но Никите Сергеевичу на все это было, видимо, наплевать. Мелким скорым шагом он направился к «Сиреням».