Прапорщик Р. Султаншин и младший сержант М. Гараев набивают блоки НАР типа С-8. Под вертолетом валяются стаканы фиксации оперения ракет, оставшиеся после отстрелянных в предыдущем вылете НАР.	Крупный калибр» — фугасные авиабомбы ФАБ-250М62, подготовленные к подвеске на Ми-24В 181-го овп. Кундуз, весна 1984 г.

При работе в приграничной полосе (особенно на Хостинском и Кунарском направлениях) вертолетчикам иногда выделяли истребительное прикрытие МиГ-23МЛД из Баграма и Кандагара, задачей которых было отражение возможных действий пакистанских F-16. Справедливости ради надо заметить, что случаев атак наших вертолетов со стороны F-16 не отмечалось, а сами пакистанцы больше были озабочены предотвращением инцидентов с нарушением границы: моджахеды свободно пересекали ее, располагая лагерями и базами по обе стороны, и по ним время от времени советской и афганской авиацией наносились бомбовые удары, и проводили операции разведгруппы. Случались и штурманские ошибки, результатом одной из которых 3 октября 1987 г. стала посадка заблудившейся пары советских Ми-8 в Пакистане у города Читрала. Их экипажи уже через пару дней были переданы советскому Посольству, а Советский Союз за сотрудничество выразил признательность пакистанской стороне.

При необходимости к делу привлекалось дежурное звено Су-25, находившееся на аэродроме в готовности поддержать спецназ мощным ударом с воздуха. Взаимодействие со штурмовиками получило особенно широкое распространение в Кандагаре и Лашкаргахе, где рядом с 205-й овэ находилась штурмовая эскадрилья 378-го ошап, и подлетное время исчислялось минутами, обеспечивая оперативность поддержки. Штурмовые удары обычно планировали при осуществлении рейдов спецназа на душманские базы, как для предварительной «расчистки», так и для наращивания ударов и подавления сопротивления в ходе операции. Помощь штурмовиков нередко становилась необходимой и при эвакуации разведгруппы, когда пары блоков и пулеметного огня вертолетов оказывалось недостаточно, чтобы «осадить» наседавшего неприятеля. Появление «грачей», несущее за собой сотрясающий землю бомбовый удар и залпы десятков ракет, внушало должное уважение и, как правило, позволяло переломить ситуацию в свою пользу.

При совместной работе авиации наиболее эффективным являлось «разделение труда»: хорошо знавшие местность вертолетчики, успевшие буквально «исползать» ее на малой высоте, обеспечивали целеуказание ударной группе Су-25, обозначая цель залпом НАР, после чего, ориентируясь по взметнувшимся пыльным «пристрелочным» разрывам, на нее обрушивались «грачи». Завершая БШУ, вертолеты осуществляли «зачистку», подавляя уцелевшие очаги сопротивления. Хорошие результаты также давало использование вертолетов в качестве воздушных КП, в их роли вместо специальных машин выступали обычные «восьмерки», чаще всего командирские, а место на борту занимал офицер спецназа, в деталях представлявший себе план операции, расположение и характер целей и собственных сил, с воздуха корректируя действия и направляя огонь.

С появлением у противника ПЗРК вертолетчикам пришлось переходить на новые профили полета: вместо прежних 1500—2500 м, обеспечивавших безопасность от ДШК и ЗГУ, полеты, по большей части, стали выполняться на предельно малых высотах (ПМВ), ближе к земле, где ПЗРК были менее эффективны. Соответствующее распоряжение командующий ВВС 40-й армии издал в начале января 1987 г. Сама ситуация расценивалась летчиками как «перетягивание каната между нашей авиацией и их ПВО».

План боевых действий СпН утверждался на месяц, соответственно планировалась и работа вертолетных эскадрилий. В летнее время рабочий день обычно начинался около 4 часов утра, с тем чтобы до полуденной жары сделать пару вылетов на досмотр; после обеда и отдыха под вечер вновь следовали вылеты. Основным видом подготовки техники было послеполетное обслуживание с дозаправкой, пополнением боезапаса, ловушек АСО и устранением мелких отказов. Обязательную дома предварительную подготовку (одну на две последующие летные смены), отнимавшую целый день и не оправдывавшую себя, распоряжением ГИ ВВС с июня 1986 г. отменили, введя в действие меры, предусмотренные Наставлением по инженерно-авиационной службе на период боевых действий с контрольными и периодическими осмотрами через каждые 10 дней работы. Когда подходил к концу ресурс, а времени и сил не хватало на проведение регламентных работ, допускался гибкий график использования техники и инженер эскадрильи «своей властью» мог продлить срок службы еще до 50 летных часов или до трех месяцев службы — как говорили, «не мешая технике работать».